Единственный способ избавиться от искушения - это поддаться ему
Фот имелись ввиду эти)
22.06.2011 в 17:16
Пишет archgavriil:Автор: Марана
Фандом: Люди Х (1)
Пейринг: Эрик/Чарльз
Рейтинг: ПГ-13
Для Мадам, на сет о похмельном утре, и не требуйте от меня ссылок, я выпила больше Чарльза)
читать дальше-Я же говорил, что тебе слабо, - Эрик откинулся на спинку кресла и равнодушно уставился на стол Чарльза, заваленный картами и списками. В висках не звенело, значит, Ксавье пока держал слово и не пытался читать его мозг; ну а если его план сработает – то и не попытается. Или не сможет.
-Ты не был на вечеринке в мою честь в Оксфорде! – гордо возразил профессор. – Я там выпил... Я там пил... У-у, сколько я там пил! – Чарльз даже от воспоминаний слегка окосел, и Эрик не смог удержаться от быстрой улыбки, скорее умиленной, чем циничной. Несмотря на всю свою благополучную самоуверенность и желание облагодетельствовать весь мир, в некотором отношении Чарльз оставался наивным мальчишкой, забавным и симпатичным. Достаточно симпатичным, чтобы привлечь внимание Эрика, достаточно забавным, чтобы к вниманию добавился интерес, и достаточно наивным, чтобы герр Леншер решил разыграть небольшую шахматную партию.
-Ну в таком случае, для тебя это не станет проблемой, - обаятельно улыбнулся Эрик, и Чарльз повелся.
Собственно, если бы он не реагировал так откровенно на улыбки Эрика, тому подобная идея и в голову не пришла, или не так скоро. Но Ксавье ловил его взгляды, его улыбки с нескрываемым восхищением, льнул к нему с той же готовностью, с какой на него самого вешались юные студенточки, и если бы телепатом из них двоих был Леншер, он, скорее всего, получил бы пресловутое согласие еще до того, как задать вопрос. Но Чарльз пообещал не читать его мысли, а без телепатии сам профессор был слеп как крот. Смешно, он прекрасно знал, как и из чего сделаны люди, но о том, как они функционируют, не имел ни малейшего понятия.
-Конечно, нет!
-Тогда разливай… То есть, расставляй, - Эрик с ухмылкой подал другу рюмки. – Ты белыми играешь?
-Как всегда.
Магнето – нелепая, но подходящая ему придуманная Рейвен кличка – кивнул, и протянул пару стопок, доверху наполненных водкой. Рюмки, предназначенные ему, наполнялись коньяком – вернее, чаем, налитым в коньячную бутылку, которую накануне опустошили Алекс с Дарвином. Алкоголем от нее все еще пахло, впрочем, Ксавье и не думал принюхиваться или подозревать соперника в обмане. Это было проблемой, на самом деле – пресловутая наивная доверчивость Чарльза, но хотя бы сейчас она играла на руку Эрику.
На разучивание партии он потратил около часа, и оно того стоило. Первые семь ходов он стабильно выигрывал, так что к тому времени, когда ему пришлось глотнуть холодного чая, Чарльз уже выпил с треть бутылки и начал терять связь с реальностью. Вполне вероятно, он мог выпить куда как больше, и без негативных последствий – но не на голодный желудок и не в таком расслабленном состоянии.
Зато теперь он улыбался Эрику куда откровеннее, чем прежде, и смотрел на него подолгу – очень долго, на самом деле, и взгляд у него при этом был такой мечтательный, слегка затуманенный и даже немного умоляющий. А еще он с каждым новым ходом все ближе склонялся к Эрику, гнулся, как березка под ветром - выражение, услышанное так давно, и в таком жутком месте, все же сохранилось в памяти как все, в чем можно было найти хотя бы воображаемый покой.
В любом случае, березка из Чарльза вышла знатная – гибкая, ласковая, с ярким румянцем на скулах и малость поплывшим взглядом глаз до того голубых, что Эрик до сих пор считал это еще одним мутантским фокусом. Ну не могло у обычного человека быть таких глаз – ясных, чистых, доверчиво распахнутых всем и каждому и вызывающих тем самым желание поцеловать их обладателя и одарить его отрезвляющей пощечиной.
Эрик не отказался бы и от последнего; встряхнуть Ксавье хотя бы таким образом было бы полезно, а причинить ему мимолетную боль – стыдно, но приятно. Он ненавидел боль – особенно испытывать ее лично, и причинять не любил, если только «человек» (это всегда было «человеком» в кавычках) ее не заслуживал, но Чарльз в такие моменты становился настолько растерянно-сладким, таким чудесно-беспомощным, что ухватить его за шкирку и просто встряхнуть Эрик желал непроизвольно, как вздохнуть, к примеру. Почувствовать под рукой это податливое тепло, поймать в ладонь стремящееся к нему нечто, не скованное магнитными узами.
Ему пришлось пропустить пару ходов – к тому времени партия уже ускользнула из-под его контроля, все же Эрик в этом был очень хорош; однако профессор заметно расслабился, и не успел отшатнуться, когда вместо алкогольного штрафа за неудачный ход Эрик наклонился поцеловать его.
Возможно, и даже наверняка, он бы сидел так же ровно, будучи трезвым; но тогда это не было бы игрой, игрой Эрика. Возможно, он и в самом деле хотел его, и это не было фантазией мутанта, привыкшего мечтать о недостижимом; но получить желаемое ценой своих усилий, а не потому, что оно падает в руки, Леншеру было важнее.
Чарльзу пришлось пропустить всего пару рюмок, и все благодаря водке, потому что Эрик все равно уже ни черта не понимал в этой партии, прежде чем сдаться. Сдаться самому себе, мысленно, и это были бурные переговоры – либо их полное отсутствие; а потом он сдался Эрику.
Целиком и полностью.
Иначе объяснить отчаянно распахнутые глаза, и застрявшую на его колене ладонь, я влажно блестящий розовый язык, пробегающий по пересохшим губам, Эрик не мог. Весь вид профессора в голос прокричал: «Возьми меня!», прежде, чем сам Чарльз прошептал то же самое.
Почти смешно, но он сказал именно это. Возможно, он слишком часто забирался в мозг к своим студенточкам, читающим дамские романы, или просто не мог сейчас выдать другую фразу. Впрочем, эта Эрику понравилась – разве не того он добивался?
Кроме всего прочего, она позволяла наконец-то склониться к Эрику и накрыть своим ртом его - такой ожидаемо податливый и такой неожиданно сладкий, невероятно вкусный, и теплый, и такой уютный для Эрикова языка. Этот рот покорно принимал сейчас ту форму, которую требовал от него пришелец извне, властный и уверенный в себе; а Эрик сладко жмурился от совершенно сказочных ощущений и предчувствия того, что он может получить. Если Чарльз весь так поддастся ему…
Рот лег под рот как тело легло под пальцы – уверенные, целенаправленно исследующие захваченную территорию, оглаживающие спрятанные под легкой рубашкой грудь и выступающие ребра, теребящие соски, не нуждавшиеся, в общем-то, в дополнительной стимуляции, нагло и бесцеремонно вторгающиеся под брючный ремень. Его возбужденный член ощущался сквозь ткань – так очевидно, так соблазнительно! Он ложился в ладонь настолько плотно и тяжело, что казался предназначенным для этого, таким идеальным, таким желанным! Поясница с готовностью прогибалось под напором жарких ладоней, будто и впрямь состояла из металла, будто Эрик мог управлять этим телом.
А хоть бы и не мог – по-особому, это было неважно, потому что получалось все лучше задуманного. Чарльз уступал и поддавался, таял и прогибался, отвечал на прикосновения, и ласки, и поцелуи, вздрагивал и вздыхал. Он все еще не читал его мозг – и не смог бы сейчас, но он все равно делал именно то, что нужно. Он был рожден для этого – для того, чтобы лежа на этом диване, прилипая разгоряченным телом к нагретой черной коже, в голос стонать «Эрик, боже мой, Эрик!», и клясться в любви новому богу, раздвигая перед ним ноги, жертвуя ему себя – целиком…
Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой, и слишком прекрасно, чтобы не быть ею. Эрик был мастером по созданию волшебных миров, он не первый год стремился спрятаться где-то «не здесь», и мог отличить истину от фантазии. Но Чарльз был и тем, и другим одновременно, и Магнето не мог устоять. Притянуть к себе не металл, но чудо из чудес, до смешного доступное и до боли желанное.
-Голова…
Чарльз прохрипел это еще до того, как открыть глаза, и потому не увидел короткую усмешку Эрика. Тот скривился - спешно, выразительно и лживо. Даже если бы он на самом деле страдал от похмелья, он бы этого не показал. Но вне этого – он не мог посмеяться на Чарльзом, не сейчас. Не тогда, когда этот сверхчеловек, созданный не мутацией, но магией, очевидно, казался таким беспомощным. Не сейчас, когда он так неуверенно ворочался с боку на бок, пытаясь понять те ощущения, что вспыхивали нейтронными звездами в его мозгу, что отдавались сладкой болью в его пояснице и раздражением в заднем проходе.
-Могу предложить анальгин и пиво - опохмелиться, - почти шепотом произнес Эрик, целуя в лоб свое голубоглазое сокровище. Чарльз поморщился, и тут же притянул к себе Эрика за руку, дабы показать, что отвергает не его:
-К черту их. Поцелуй снова?
URL записиФандом: Люди Х (1)
Пейринг: Эрик/Чарльз
Рейтинг: ПГ-13
Для Мадам, на сет о похмельном утре, и не требуйте от меня ссылок, я выпила больше Чарльза)
читать дальше-Я же говорил, что тебе слабо, - Эрик откинулся на спинку кресла и равнодушно уставился на стол Чарльза, заваленный картами и списками. В висках не звенело, значит, Ксавье пока держал слово и не пытался читать его мозг; ну а если его план сработает – то и не попытается. Или не сможет.
-Ты не был на вечеринке в мою честь в Оксфорде! – гордо возразил профессор. – Я там выпил... Я там пил... У-у, сколько я там пил! – Чарльз даже от воспоминаний слегка окосел, и Эрик не смог удержаться от быстрой улыбки, скорее умиленной, чем циничной. Несмотря на всю свою благополучную самоуверенность и желание облагодетельствовать весь мир, в некотором отношении Чарльз оставался наивным мальчишкой, забавным и симпатичным. Достаточно симпатичным, чтобы привлечь внимание Эрика, достаточно забавным, чтобы к вниманию добавился интерес, и достаточно наивным, чтобы герр Леншер решил разыграть небольшую шахматную партию.
-Ну в таком случае, для тебя это не станет проблемой, - обаятельно улыбнулся Эрик, и Чарльз повелся.
Собственно, если бы он не реагировал так откровенно на улыбки Эрика, тому подобная идея и в голову не пришла, или не так скоро. Но Ксавье ловил его взгляды, его улыбки с нескрываемым восхищением, льнул к нему с той же готовностью, с какой на него самого вешались юные студенточки, и если бы телепатом из них двоих был Леншер, он, скорее всего, получил бы пресловутое согласие еще до того, как задать вопрос. Но Чарльз пообещал не читать его мысли, а без телепатии сам профессор был слеп как крот. Смешно, он прекрасно знал, как и из чего сделаны люди, но о том, как они функционируют, не имел ни малейшего понятия.
-Конечно, нет!
-Тогда разливай… То есть, расставляй, - Эрик с ухмылкой подал другу рюмки. – Ты белыми играешь?
-Как всегда.
Магнето – нелепая, но подходящая ему придуманная Рейвен кличка – кивнул, и протянул пару стопок, доверху наполненных водкой. Рюмки, предназначенные ему, наполнялись коньяком – вернее, чаем, налитым в коньячную бутылку, которую накануне опустошили Алекс с Дарвином. Алкоголем от нее все еще пахло, впрочем, Ксавье и не думал принюхиваться или подозревать соперника в обмане. Это было проблемой, на самом деле – пресловутая наивная доверчивость Чарльза, но хотя бы сейчас она играла на руку Эрику.
На разучивание партии он потратил около часа, и оно того стоило. Первые семь ходов он стабильно выигрывал, так что к тому времени, когда ему пришлось глотнуть холодного чая, Чарльз уже выпил с треть бутылки и начал терять связь с реальностью. Вполне вероятно, он мог выпить куда как больше, и без негативных последствий – но не на голодный желудок и не в таком расслабленном состоянии.
Зато теперь он улыбался Эрику куда откровеннее, чем прежде, и смотрел на него подолгу – очень долго, на самом деле, и взгляд у него при этом был такой мечтательный, слегка затуманенный и даже немного умоляющий. А еще он с каждым новым ходом все ближе склонялся к Эрику, гнулся, как березка под ветром - выражение, услышанное так давно, и в таком жутком месте, все же сохранилось в памяти как все, в чем можно было найти хотя бы воображаемый покой.
В любом случае, березка из Чарльза вышла знатная – гибкая, ласковая, с ярким румянцем на скулах и малость поплывшим взглядом глаз до того голубых, что Эрик до сих пор считал это еще одним мутантским фокусом. Ну не могло у обычного человека быть таких глаз – ясных, чистых, доверчиво распахнутых всем и каждому и вызывающих тем самым желание поцеловать их обладателя и одарить его отрезвляющей пощечиной.
Эрик не отказался бы и от последнего; встряхнуть Ксавье хотя бы таким образом было бы полезно, а причинить ему мимолетную боль – стыдно, но приятно. Он ненавидел боль – особенно испытывать ее лично, и причинять не любил, если только «человек» (это всегда было «человеком» в кавычках) ее не заслуживал, но Чарльз в такие моменты становился настолько растерянно-сладким, таким чудесно-беспомощным, что ухватить его за шкирку и просто встряхнуть Эрик желал непроизвольно, как вздохнуть, к примеру. Почувствовать под рукой это податливое тепло, поймать в ладонь стремящееся к нему нечто, не скованное магнитными узами.
Ему пришлось пропустить пару ходов – к тому времени партия уже ускользнула из-под его контроля, все же Эрик в этом был очень хорош; однако профессор заметно расслабился, и не успел отшатнуться, когда вместо алкогольного штрафа за неудачный ход Эрик наклонился поцеловать его.
Возможно, и даже наверняка, он бы сидел так же ровно, будучи трезвым; но тогда это не было бы игрой, игрой Эрика. Возможно, он и в самом деле хотел его, и это не было фантазией мутанта, привыкшего мечтать о недостижимом; но получить желаемое ценой своих усилий, а не потому, что оно падает в руки, Леншеру было важнее.
Чарльзу пришлось пропустить всего пару рюмок, и все благодаря водке, потому что Эрик все равно уже ни черта не понимал в этой партии, прежде чем сдаться. Сдаться самому себе, мысленно, и это были бурные переговоры – либо их полное отсутствие; а потом он сдался Эрику.
Целиком и полностью.
Иначе объяснить отчаянно распахнутые глаза, и застрявшую на его колене ладонь, я влажно блестящий розовый язык, пробегающий по пересохшим губам, Эрик не мог. Весь вид профессора в голос прокричал: «Возьми меня!», прежде, чем сам Чарльз прошептал то же самое.
Почти смешно, но он сказал именно это. Возможно, он слишком часто забирался в мозг к своим студенточкам, читающим дамские романы, или просто не мог сейчас выдать другую фразу. Впрочем, эта Эрику понравилась – разве не того он добивался?
Кроме всего прочего, она позволяла наконец-то склониться к Эрику и накрыть своим ртом его - такой ожидаемо податливый и такой неожиданно сладкий, невероятно вкусный, и теплый, и такой уютный для Эрикова языка. Этот рот покорно принимал сейчас ту форму, которую требовал от него пришелец извне, властный и уверенный в себе; а Эрик сладко жмурился от совершенно сказочных ощущений и предчувствия того, что он может получить. Если Чарльз весь так поддастся ему…
Рот лег под рот как тело легло под пальцы – уверенные, целенаправленно исследующие захваченную территорию, оглаживающие спрятанные под легкой рубашкой грудь и выступающие ребра, теребящие соски, не нуждавшиеся, в общем-то, в дополнительной стимуляции, нагло и бесцеремонно вторгающиеся под брючный ремень. Его возбужденный член ощущался сквозь ткань – так очевидно, так соблазнительно! Он ложился в ладонь настолько плотно и тяжело, что казался предназначенным для этого, таким идеальным, таким желанным! Поясница с готовностью прогибалось под напором жарких ладоней, будто и впрямь состояла из металла, будто Эрик мог управлять этим телом.
А хоть бы и не мог – по-особому, это было неважно, потому что получалось все лучше задуманного. Чарльз уступал и поддавался, таял и прогибался, отвечал на прикосновения, и ласки, и поцелуи, вздрагивал и вздыхал. Он все еще не читал его мозг – и не смог бы сейчас, но он все равно делал именно то, что нужно. Он был рожден для этого – для того, чтобы лежа на этом диване, прилипая разгоряченным телом к нагретой черной коже, в голос стонать «Эрик, боже мой, Эрик!», и клясться в любви новому богу, раздвигая перед ним ноги, жертвуя ему себя – целиком…
Это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой, и слишком прекрасно, чтобы не быть ею. Эрик был мастером по созданию волшебных миров, он не первый год стремился спрятаться где-то «не здесь», и мог отличить истину от фантазии. Но Чарльз был и тем, и другим одновременно, и Магнето не мог устоять. Притянуть к себе не металл, но чудо из чудес, до смешного доступное и до боли желанное.
-Голова…
Чарльз прохрипел это еще до того, как открыть глаза, и потому не увидел короткую усмешку Эрика. Тот скривился - спешно, выразительно и лживо. Даже если бы он на самом деле страдал от похмелья, он бы этого не показал. Но вне этого – он не мог посмеяться на Чарльзом, не сейчас. Не тогда, когда этот сверхчеловек, созданный не мутацией, но магией, очевидно, казался таким беспомощным. Не сейчас, когда он так неуверенно ворочался с боку на бок, пытаясь понять те ощущения, что вспыхивали нейтронными звездами в его мозгу, что отдавались сладкой болью в его пояснице и раздражением в заднем проходе.
-Могу предложить анальгин и пиво - опохмелиться, - почти шепотом произнес Эрик, целуя в лоб свое голубоглазое сокровище. Чарльз поморщился, и тут же притянул к себе Эрика за руку, дабы показать, что отвергает не его:
-К черту их. Поцелуй снова?
@темы: фанфики, Charles/Erik